Три столетия назад произошли события, изменившие судьбу Москвы на долгие два века. В 1712 году царская семья переехала на постоянное жительство в Санкт-Петербург, с 1714 года новый город на Неве стали в молебнах поминать как новую столицу. А Москва получила статус… «вдовствующей столицы». Однако Петровские реформы, изменившие облик России, начались именно в Москве, здесь молодой Петр I (1672–1725) о них мечтал, здесь торжественно отмечал победы, здесь провозгласил себя императором и короновал супругу. Стремясь сделать Россию иной, он старался изменить и Москву, для чего много и снес, и построил – при Петре «вдовствующая столица» навсегда изменила свой облик. Какая она была, «новая Москва» петровских времен?
«Что было давано от рук царевны Софьи…»
К моменту рождения Петра I Москва уже была, по мнению русских царей, не чем иным, как «третьим Римом». Она активно строилась, не экономя пространство – его хватало, осваивала новые веяния в архитектуре, поддерживала дипломатические отношения со всеми наиболее важными странами мира и по праву собой гордилась. Курляндец Яков Рейтенфельс, побывавший в Москве в 1670–1673 годах, как раз накануне появления на свет будущего первого русского императора, писал о нашей столице так: «Местоположение ее весьма красиво; она поражает своими приблизительно двумя тысячами церквей, кои почти все каменные и придают городу великолепный вид. Этой внешней красоте немало способствуют семь умеренной высоты холмов, на которых она отлого возвышается».
В этот период российской истории в Москве живет уже немало иностранцев, многие из которых искренне восхищаются русской столицей, ее размерами, шириной улиц, архитектурой, богатством жителей. Придворный врач царя Алексея Михайловича (1629–1676), отца Петра I, англичанин Самуэль Коллинз (1619–1670) так описывал центр Москвы: «Дворец его [царя] обнесен высокой кирпичной стеной, заключающей в себе вдвое больше пространства, нежели сколько находится в окружности Тауэра. За стеной находятся 24 церкви, живописные по своим позлащенным главам и большим крестам, которыми большая часть украшена. Высокая башня, называемая Иваном Великим... служит колокольнею и на ней 50 или 40 колоколов. Глава этой башни позлащена, сама же она выстроена из кирпича и камня и вышиною равняется с башнею св. Марка в Венеции.
Некоторые из главных бояр имеют каменные дома, заключенные во внутренней ограде... Там находятся также пять мужских монастырей и два или три женских; большая часть приказов... Аптека, или Оружейная палата».
Венгерский путешественник Эрколе Зани, посетивший Москву в 1678 году, когда Петру I было шесть лет и он уже осиротел, оставил «Известие о путешествии в Московию». Там говорится: «Я удивился громадности города. Он превосходит любой из европейских и азиатских.
Благодаря этому пешком ходить невозможно, а надо ездить – зимой на санях, летом в повозке. Для этого при начале каждой улицы стоят наготове извозчики с санями и повозками. В нем живет несчетное множество народа – иные насчитывают миллион, а иные, более сведущие, немногим больше 700 тысяч. Без сомнения, он втрое больше виденных мною Парижа и Лондона.
Он заключает в своей окружности семь холмов; церквей, и там и сям рассеянных, насчитывают свыше 2 тысяч. Все они – каменные; главы и колокольни либо вызолочены, либо раскрашены, что издали представляет приятную картину».
Отмечали иностранные авторы мощеные улицы Москвы (в то время в Европе это было редкостью), а также сады и огороды, привольно раскинувшиеся на московских холмах. Представить себе что-либо подобное в Европе было немыслимо – города строились скученно. Большая часть Москвы тогда была деревянной, но это не значит – убогой. Из дерева строить умели, создавая настоящие шедевры. Чего стоит один деревянный дворец Алексея Михайловича в Коломенском, который по праву называли чудом света. Деревянные усадьбы и дома москвичи украшали резьбой, ярко раскрашивали наличники и декоративные детали. Впрочем, в это время богатые горожане и знатные люди уже часто строят себе каменные дома, которые также изобилуют декоративными деталями. Поскольку жизнь в деревянных домах считалась более полезной для здоровья, часто строили первый этаж каменный, а второй, жилой, – из дерева. Отмечали иностранцы и любовь москвичей к богатым и ярким нарядам.
При желании в Москве можно найти следы «бунташного» XVII века не только в Кремле. От тех и предшествовавших времен осталось не так уж мало: одних каменных особняков в Москве сохранились десятки – это и Старое Английское подворье на Варварке, откуда в 1649 году Алексей Михайлович выставил англичан, обидевшись на то, что казнили законного монарха, и расположенные рядом палаты бояр Романовых, и Малороссийское подворье на Маросейке, и белокаменные палаты на Пречистенке, и палаты Аверкия Кириллова на Берсеневской набережной, и т.д.
Когда Петр I был еще ребенком, Царь-пушка и Царьколокол уже были московскими достопримечательностями, вот только Царь-пушка, отлитая в 1586 году мастером Андреем Чоховым (1545–1629), стояла не в Кремле, а на Красной площади, рядом с Лобным местом.
Царь-колокол же занимал свое место в Кремле, как и свидетельствовал австрийский дипломат барон Августин Мейерберг (1622–1688), в 1661 году составивший подробный чертеж Москвы.
В XVII веке башни Кремля, построенного еще при Иване III Васильевиче (1440–1505), получили почти тот вид, который мы наблюдаем сегодня, – их надстроили шатрами. Побывавший в 1654–1656 годах в Москве архидиакон Антиохийской православной церкви Павел Алеппский (1627–1669) так писал о московской архитектуре: «Мы дивились на их (зданий. – А.Б.) красоту, украшение, прочность, архитектуру, изящество, множество икон и колонн с резьбой, кои по сторонам окон, на высоту этажей, как будто они крепости, на их огромные башни, на обильную раскраску разноцветными красками снаружи и внутри...» Появился новый архитектурный стиль – московское барокко, позже названное еще «нарышкинское», по имени Льва Кирилловича Нарышкина (1664–1705), родного дяди Петра I, в чьем имении в Филях в 1690–1694 годах была построена знаменитая церковь Покрова. К этому времени Петр I уже брал власть в стране в свои руки. Считается, что править самостоятельно он начал в 1689 году, когда была отправлена в Новодевичий монастырь правительница царевна Софья Алексеевна (1657–1704). Но еще несколько лет, вплоть до смерти матери, царицы Натальи Кирилловны (1651–1694), юный царь больше интересовался науками, ремеслами, путешествиями и веселым времяпрепровождением, чем государственными делами.
Детство же царя Петра в Москве прошло в основном в селе Преображенском, куда в 1682 году царице Наталье Кирилловне пришлось переехать из царских палат. Навещал юный Петр также царские резиденции в селе Воробьеве, расположенном на Воробьевых горах, Коломенском, Измайлове. Постепенно круг его интересов сложился на востоке Москвы – в Преображенском, Измайлове и Немецкой слободе. Там сражались потешные полки, там, в Измайлове, был найден «дедушка русского флота» – английский ботик, там, в Немецкой слободе, Петр I приобщался к западным ценностям, столь ему полюбившимся.
Детство будущего императора было как будто скромным – он с матерью и сестрой Натальей (1673–1716) вынужден был довольствоваться тем, что «было давано от рук царевны Софьи». Во всяком случае, так сообщают историки. Но на эти скромные средства юный царь содержал два потешных полка – Преображенский и Семеновский, сформированные всерьез в 1687 году.
До этого для царских потех была привезена настоящая артиллерия. Для управления потешными войсками был создан специальный Преображенский приказ (впоследствии ставший Тайной канцелярией). В 1686 году на запруженную Яузу спускались специально построенные суда. А еще в селе Семеновском построили скромный деревянный дворец – там же возникла солдатская слобода, где жили «потешные». Так что расходов Петру хватало.
Направление – восточное, идеи – западные
«Потеха» в потешных полках была явно недетской – бились со стрельцами преображенцы и семеновцы до тяжких увечий. В 1691 году, после очередного «потешного» боя в Преображенском, который сам Петр называл «подобным судному дню», «от тяжкия своея раны, паче же изволением Божиим, переселился в вечны кровы, по чину Адамову» царский стольник, князь Иван Дмитриевич Долгоруков (1655–1691). Так что все было серьезно – Петр I осваивал европейскую воинскую премудрость.
Человек, который в отсутствие царя Петра и даже в его присутствие был посажен управлять Москвой и делами государства, князь-кесарь Федор Юрьевич Ромодановский (1640–1717) имел место жительства в центре Москвы, на Моховой улице, вблизи построенного в 1692 году Большого Каменного моста, который тогда называли Всехсвятским.
А царь в 1692 году построил для себя в Преображенском новый дворец и тогда же отдал Преображенскому приказу исключительное право следствия и суда. Здесь после стрелецкого бунта 1698 года пытали мятежных стрельцов. В этом же дворце Петр I впервые совершил действие, которое вошло в историю: собственноручно обрезал бороды пришедшим приветствовать его после возвращения из-за границы боярам.
Осенью 1699 года в Преображенском Петр I вел секретные переговоры с европейскими послами. В результате союза между Данией, Россией, Саксонией и Польско-Литовской унией против Швеции началась Северная война (1700–1721). Даже когда в 1703 году началось строительство Петербурга, Петр I во время своих наездов в Москву опять-таки предпочитал останавливаться в Преображенском. Возможно, здесь он чувствовал себя в безопасности – царский дворец был окружен казармами Преображенского гвардейского полка. На востоке Москвы, где сегодня Измайлово, Преображенское и Лефортово, три столетия назад царский выезд подданные видели чаще, чем в Кремле, куда царь Петр наезжал только в случае необходимости.
В 1705 году Петр I отправил в Москву, в село Преображенское, где тогда жила его любимая сестра Наталья, свою метрессу – Марту Скавронскую (1684–1727).
Здесь будущая императрица Екатерина I выучилась русской грамоте, в 1707 году родила дочь Екатерину, была крещена в православие, причем крестным был царевич Алексей Петрович (1690–1718), и официально получила новое имя – стала Екатериной Алексеевной Михайловой. Бывала Екатерина Михайлова вместе царем и его родственниками и в Измайлове, и в Немецкой слободе.
В Измайлове, еще до рождения царевича Петра, были приняты западные обычаи – богатейший человек, кузен царя Алексея Михайловича, боярин Никита Иванович Романов (1607–1654), держал образцовое хозяйство и парк, собирал книги, музыкальные инструменты, носил европейское платье и так же одевал своих слуг. Это для него в свое время привезли из Англии ботик для плавания по Яузе и Серебрянке, который царь Петр был рад вернуть к жизни в 1688 году, спустя много лет после смерти родственника, которого не раз помянул теплым словом – так пригодились ему собрания Никиты Романова. Уже при Петре I в Измайлове был сооружен новый деревянный дворец, напоминавший дворец в Коломенском, – его разобрали в 1765 году.
В построенном в Измайлове в 1679 году соборе Покрова Пресвятой Богородицы (зодчий – Иван Кузнечик, керамисты – Игнат Максимов и Степан Полубес) молодой Петр читал на клиросе, здесь же находилась мерная икона, сделанная по росту семилетнего царевича Петра.
Собор сохранился до наших дней, до сих пор восхищая своими изразцами с узором «павлинье перо», от царской усадьбы уцелели Восточные и Западные ворота, построенные в 1682 году. В Измайлове при Петре I, как и в Преображенском, воцарились европейские обычаи.
Здесь играли европейские капеллы, ставились театральные представления, царь Петр любил проводить здесь погожие летние дни.
Что касается Немецкой слободы, ставшей столь популярной после воцарения Петра, то он же и стал причиной того, что Немецкая слобода прекратила свое существование. Нет, никто этот уголок запада на востоке Москвы не разрушал, подобно Ивану Грозному (1530–1584), приказавшему в свое время разрушить дома иностранцев и ограбить их хозяев, просто Петр I отменил «черту оседлости». Его отец, Алексей Михайлович, в 1652 году своим указом переселил всех иностранцев за Земляной Вал, где им были выделены бесплатные участки и другие льготы, что скоро привело к расцвету этого поселения, где юный Петр нашел немало друзей и даже свою любовь – дочь виноторговца Анну Монс (1675–1714).
Петр I же разрешил иностранцам селиться в любых местах Москвы, и Немецкая слобода постепенно «размылась». Кстати, в сильно перестроенном виде сохранился «дом Анны Монс» в Старокирочном переулке, 6.
Та же судьба постигла и дворец друга царя Петра, Франца Лефорта (1655–1699), в котором он едва успел справить новоселье. Сегодня на 2-й Бауманской улице дом под номером 3 слабо напоминает первую постройку петровской Москвы, в которой архитектор Дмитрий Аксамитов попытался показать Москве европейскую архитектуру того времени во всей красе, сочетая ее с приемами русского «узорочья».
В Немецкой слободе появились первые, открытые Петром I школы: навигацкая, позже переехавшая в отстроенную при Петре же Сухареву башню, и гимназия пастора Эрнста Глюка (1652–1705), переведенная потом на Покровку, в боярские палаты Нарышкиных (ул. Маросейка, 11). Вокруг Немецкой слободы при Петре I появлялись фабрики, в слободе открывались магазины европейского образца, рядом постепенно начала строиться знать – поближе к царю и его фаворитам. Так появились на Покровке, Разгуляе, Мясницкой, Басманной усадьбы петровских вельмож, например Юсуповых, Куракиных. Получивший после смерти Лефорта в собственность его дворец Александр Данилович Меншиков (1673–1729), светлейший князь и «полудержавный властелин», этим не удовлетворился, тем более что Лефортовский дворец часто использовал для жительства и приема послов сам царь. Там, где сегодня Чистые пруды, до вмешательства светлейшего князя и любимца Петра I были… Поганые болота, что-то вроде аэрационных полей.
По приказу Меншикова местность была очищена и застроена. Так и возникли Чистые пруды, дворец Меншикова на месте современного почтамта и церковь Архангела Гавриила на Чистых прудах, которую сегодня называют Меншикова башня. Сегодня она, как и большинство построек того времени, сильно перестроена.
Александр Данилович в итоге потерял интерес к своим московским владениям. В 1710 году Меншиков был назначен губернатором Санкт-Петербурга, куда и отправился, взяв с собой своих архитекторов.
Новый век – труды, триумфы и театры
Царь Петр 20 декабря 1699 года издал указ о смене времени в России – 1 января было приказано праздновать Новый год и наступление века XVIII. До этого в России летоисчисление велось не от Рождества Христова, а от Сотворения мира, а Новый год приходился на 1 сентября. Москве было предписано праздновать Новый год по новому образцу – ставить триумфальные ворота (до этого, в 1696 году москвичи впервые увидели триумфальные арки по случаю празднования победы под Азовом).
В царском указе описывалось, как должно приветствовать наступление нового века: «В знак того доброго начинания и нового столетнего (XVIII) века, в царствующем граде Москве, после должного благодарения к Богу и молебного пения в церкви, и кому случится и в дому своем, по большим проезжим и знатным улицам, людям знатным и у домов нарочитых духовного и мирского чину, перед воротами, учинить некоторые украшения от древ и ветвей сосновых, еловых и можжевеловых, против образцов, каковы сделаны на гостинном дворе и у нижней аптеки, или кому как удобнее и пристойнее, смотря по месту и воротам учинить возможное; а людям скудным комуждо, хотя по деревцу, или ветви над воротами или над хороминою своею поставить; и чтоб то поспело ныне будущего января к 1 числу». Неделю по Москве палили из двух сотен пушек и пускали фейерверки. Царь Петр в преображенском мундире стоял во главе своего полка на Крещение, когда на Москве соорудили прорубь Иордан.
Вполне возможно, что, согласно петровскому указу от 9 апреля 1699 года «О соблюдении чистоты в Москве и о наказании за выбрасывание сору и всякого помету на улицу и переулки», Москву после праздников пришлось долго приводить в порядок. И праздновали наступление нового столетия знатные москвичи уже без бород и в коротком платье, по образцу иноземному, ведь «бородовая пошлина» была введена еще в 1698 году, а длинные полы и рукава царь лично обрезал на пиру у своих приближенных в феврале 1699 года.
Если же кто не понял, то в новом веке, сразу в январе 1700 года, в Москве был вывешен указ о ношении иностранной одежды, где говорилось: «боярам, окольничим, думным и ближним людям, стольникам, дворянам московским и всех чинов людям в Москве и в городах носить платья – венгерские кафтаны – верхние, длиною по подвязку, а исподние – короче верхних, тем же подобием». Сроку для исполнения указа давалось несколько месяцев – до Масленицы. В том же году царь Петр распорядился начать мостить центральные улицы Москвы булыжником.
А летом 1701 года, о чем в летописи сообщается уже с новым летоисчислением, «19 июня 1701 года, в 11-м часу, волею Божиею учинился пожар». Столь страшный, что «разошелся огонь по всему Кремлю, выгорел царев двор весь без остатку; деревянные хоромы и в каменных все нутры, в подклетях и в погребах – все запасы и питья.
Ружейная и мастерская палаты, святые церкви на государевом дворе, кресты и кровли, иконостасы и всякое деревянное строение сгорело без остатку; также и дом святейшего патриарха и монастыри, а на Иване Великом колоколы многие от того пожара разселись. И все государевы приказы, многие дела и всякая казна погорели.
Дворы духовенства и бояр все погорели без остатка.
Во время пожара монахов, монахинь, священников и мирских людей погибло много в пламени. Огонь был так велик, что им уничтожены были Садовническая слобода и государевы палаты в саду. Даже струги и плоты на Москве-реке погорели без остатку».
Но даже эту трагедию царь использовал по своему разумению – на месте сгоревших в Кремле боярских домов в том же году началось строительство Арсенала, который Петр I предназначал не только для оружия, но и для собрания воинских трофеев. Кремль и Китай-город он велел застраивать каменными зданиями «регулярного» образца, запретив восстанавливать деревянные здания. В 1712 году то же было решено и по поводу Белого города, то есть Петр I рассматривал московские пожары как возможность создать новый облик города. У тех, кто не имел средств построить каменные здания, земля в центре Москвы отбиралась, взамен выдавались участки на окраинах, но и там было разрешено строить дома обязательно с черепичной крышей. Прежний способ-расположения жилых домов – внутри дворов и усадеб – запрещался, дома должны были выстраиваться «линейно», вдоль улиц.
В 1705 году царь приказал обязать домовладельцев содержать в порядке деревянные мостовые, а там, где мостовых не было, начать вымостку проездов камнем. Сбор камней шел по всем окрестностям, даже крестьяне, которые везли в Москву продовольствие на продажу, должны были привозить к заставе по три камня размером не менее гусиного яйца – иначе на торг не пускали.
Московские праздники в Петровскую эпоху приобрели совершенно новый вид – триумфальными торжествами теперь отмечали все победы в Северной войне.
В 1702 году – в честь взятия шведской крепости Нотебург, в 1703-м – в честь возвращения Ижорской земли, в 1704-м – по случаю взятия Дерпта и Нарвы, в 1705 году – по поводу взятия Митавы. Строились триумфальные врата, устраивались маскарадные шествия, угощения для народа, артиллерийские салюты и фейерверки.
В 1707 году было не до торжеств – возникла угроза наступления Карла XII (1682–1718) на Москву. В это время Москва укрепляется всеми возможными способами, строительство артиллерийских фортификационных сооружений поручается царевичу Алексею Петровичу, в районе современного Грохольского переулка отливают пушки. Приезжал осматривать укрепления сам Петр I. Как писал английский посол Чарлз Уинтворт (1675–1725), «московские укрепления возводятся безостановочно, несмотря на жестокие морозы». Тогда вокруг Кремля были возведены бастионы – Боровицкий, Неглинный, Троицкий, Воскресенский и Никольский, при помощи бастионов укрепили и Китай-город. Накануне Полтавской битвы в русской армии стало известно, что король Карл уже назначил шведского военного губернатора Москвы.
В результате в декабре 1709 года Москва праздновала грандиозный триумф в честь Полтавской победы. Было сооружено целых 7 триумфальных арок, а по Москве промаршировала армия и провели пять с половиной тысяч пленных шведов. Праздновали две недели, играли оркестры, состоятельные москвичи угощали военных и более бедных соседей, пускали фейерверки. Накануне празднования в Москве, в Коломенском дворце, родилась будущая императрица Елизавета Петровна (1709–1761).
Казалось бы, перспективы Москвы как столицы России становились все более блестящими, но в 1714 году по указу Петра I в Санкт-Петербург переезжают Сенат и уже преобразованные в коллегии приказы. Москва, которую пожары 1709 и 1712 годов лишили многих кварталов, даже не смогла позволить себе каменные постройки – с 1714 года каменное строительство запрещено по всей России – ради Петербурга.
Тем не менее на этом отношения царя Петра с Москвой, получившей статус «вдовствующей столицы», не закончились. В 1721 году были обновлены интерьеры Преображенского дворца – здесь Петр I остановился, когда в 1721 году праздновал заключение Ништадтского мира, и в начале 1723 года – победное возвращение из Персидского похода.
На Красной площади, где по-прежнему шел бойкий торг всем, чем ни попадя, с начала XVIII столетия «Комедийная храмина» показывала спектакли. И хотя немецкая труппа все-таки не прижилась у москвичей, зато театральное дело пошло – большой популярностью пользовались любительские труппы при Славяно-греколатинской академии и Медицинском училище.
Царь уехал, новшества остались
В 1724 году Петр I приехал в Москву со всем своим двором из Санкт-Петербурга и торжественно короновал в Успенском соборе свою супругу – императрицу Екатерину. Для этого основательно подновили кремлевские здания. Это был последний приезд Петра I во «вдовствующую столицу», через год первый российский император умер.
В Москве его вспоминали по-разному. Петр I навсегда изменил облик Москвы. Здесь появились ассамблеи, на которые почтенную публику собирали три раза в неделю барабанным боем. Дворянство стало носить европейское платье, танцевать европейские танцы, отправлять детей учиться за границу, учить иностранные языки и вывозить в свет жен и дочерей. В быту Москва долго сохраняла смесь старых и новых черт, на европейские платья надевались уютные душегреи, на столы подавались русские блюда вперемешку с новомодными, в языке мешались русские и иностранные слова.
Стараниями Петра I в Москве было открыто 90 богаделен для нищих и калек и созданы приюты для подкидышей, которые получали свой шанс на нормальную жизнь. Возможно, кто-то из них потом попал на обучение в открытые Петром I учебные заведения. Вплоть до переезда столицы в Санкт-Петербург и еще много лет после Москва была «кузницей кадров» для Петровских реформ. Пушкарская школа в 1699 году, Школа математических и навигацких наук в 1701 году, в том же году – Артиллерийско-инженерная школа, в 1707 году – Медицинское училище, в 1712 году – Инженерная школа – все это плоды деяний Петра Великого.
С 1703 года в Москве выходила первая русская печатная газета «Ведомости», для которой в 1710 году был создан новый гражданский шрифт. Здесь же, в Москве, издавались новые учебники, например «Арифметика, сиречь наука числительная» Леонтия Филипповича Магницкого. В 1703 году введены в России повсеместно арабские цифры вместо буквенных. С 1705 года Гражданская типография Киприянова в Москве печатала учебники для навигацкой школы и первые русские географические карты для учебы. В 1708 году Московский печатный двор выпустил тиражом всего 300 экземпляров книгу об этикете «Приклады како пишутся комплименты разные на немецком языке, то есть писания от потентатов к потентатом, поздравительные и сожалетельные, и иные; такожде между сродников и приятелей» в переводе на русский. Книга моментально разошлась, и в том же году была вновь издана в расширенном издании и в большем количестве экземпляров.
Старания царя Петра вырастить отечественных специалистов Москва достойно поддержала – к концу его царствования офицерский корпус русской армии состоял в основном из русских, иностранцев было не более 10%.
Так что упреки в адрес Петра I, что он во всем старался продвигать иностранцев, несостоятельны. Кстати, свое название Сухарева башня, построенная по указу Петра I на пересечении Сретенки и Земляного Вала в 1692–1695 годах архитектором Михаилом Ивановичем Чоглоковым (1650–1710), получила в честь совершенно конкретного человека, стрелецкого полковника Леонида Панкратьевича Сухарева. На этом месте имел пребывание полк Сухарева, поддержавшего царя Петра в страшные дни его противостояния с Софьей в 1689 году.
До того как Сухареву башню разрушили в 1937 году, на ней висела каменная доска с надписью: «Повелением благочестивейших, тишайших, самодержавнейших великих государей, царей и великих князей Иоанна Алек--сеевича и Петра Алексеевича, всея Великия, и Малыя, и Белыя России самодержцев, по стрелецкому приказу, при сиденьи в том приказе Ивана Борисовича Троекурова, построены во втором стрелецком полку, по Земляному городу, Сретенския ворота, а над теми вороты палаты и шатер с часами, да каменный амбар, а позади ворот, к Новой мещанской слободе часовня с кельями к Николаевскому монастырю, что на Перерве; а начато то строение строить в лето 7,200 (1692), а совершено 7,203 (1695), а в то время будущего у того полка стольника полковника Лаврентия Панкратьева сына Сухарева».
Своих соратников царь умел помнить и ценить.
Известный архитектор петровского времени Иван Петрович Зарудный (1670–1727), строивший уже упомянутую Меншикову башню, возвел на Якиманке в 1709–1713 годах храм Иоанна Воина, в честь победы в Полтавской битве и в поминовение погибших в ней. По легенде, чертежи храма делал сам царь Петр. По чертежам и на его средства с 1705 года строился храм апостолов Петра и Павла в Басманной слободе (сегодня – Новая Басманная, 11).
После запрета на каменное строительство вплоть до 1723 года храм оставался недостроенным.
В начале Петровских реформ Москва стала центром легкой промышленности, производя все больше и больше нужных для армии товаров. С 1697 года Хамовный двор на правом берегу Яузы возле Матросского моста выпускал парусное полотно, с 1705 года Суконный двор на Софийской набережной поставлял сукно для армии, были построены и заработали Канатный двор, Портупейный двор, Шляпный двор, Кожевенный двор, ряд мануфактур.
Царь Петр, много сил положивший на создание «новой Москвы», все-таки решил строить новую Россию в ином месте. С ним Москву покинуло множество жителей. Уехала почти вся знать, многие посадские жители были записаны в армию, в Санкт-Петербург переселились дипломаты и многие купцы, численность населения Москвы надолго упала. Люди потянулись в новую столицу. Чувствовал ли царь свою вину перед «третьим Римом»? Ведь нельзя сказать, что он не любил Москву, – он в нее постоянно возвращался. Ответ на это вопрос до сих пор не найден.
А «вдовствующая столица» дождалась своего часа и через два столетия вернула себе статус главного города страны. Но это уже совсем другая история.
Текст: Алиса Бецкая
Назад в раздел
